Куприн холодная осень. Иван Бунин «Холодная осень. И. бунин. холодная осень
Человек прожил долгую жизнь. В ней было немало трудностей и потерь. Но перед смертью он вспоминает всего один день. От этого дня его разделяют десятилетия, но, кажется, лишь он имеет значение. Всё остальное - ненужный сон. О трагической судьбе русской эмигрантки рассказано в «Холодной осени» Бунина. Анализ небольшого произведения только на первый взгляд может показаться простым заданием. Писатель, на примере одной истории, поведал в трагической судьбе русских дворян, вынужденных после революции покинуть родину.
Анализ рассказа Бунина «Холодная осень» по плану
С чего начинать выполнение этого задания? Анализ рассказа Бунина «Холодная осень» можно начать с небольшой биографической справки. Несколько слов об авторе допустимо изложить и в конце, как сделано в этой статье. Главное, что непременно должно присутствовать в художественном анализе «Холодной осени» Бунина - это упоминание о важных исторических событиях, произошедших в России в 1914- 1918 годах.
План анализа «Холодная осень» Бунин:
- Война.
- Прощальный вечер.
- Разлука.
- Смоленский рынок.
- Кубань.
- Эмиграция.
Война…
Повествование ведется от первого лица - от лица женщины, которая вспоминает свою юность. Правда, о том, что главная героиня пребывает в ностальгических мыслях, читатель узнает позже. События происходят в родовом имении. В России становится известно об убийстве Фердинанда в Сараеве . Спустя два месяца в доме будут праздновать помолвку девушки и молодого человека, которого она давно любит и любить будет до последних дней своей жизни. И в этот день станет известно: Германия объявила войну России. Началась война.
В конце июня 1914 года в Сараеве был убит австрийский эрцгерцог. Это событие стало формальным поводом к войне. В те дни в России многие были убеждены, что Германия не нападет на Россию. Тем не менее это произошло. Но даже когда война началась, люди верили, что это недолго. Никто и не подозревал, сколь масштабным и долгим будет этот вооруженный конфликт.
При анализе «Холодной осени» Бунина очень важно уделить внимание историческому фону. События, которые последовали после убийства эрцгерцога изменили весь мир. Накануне войны в России дворяне составляли 1,5% от всего населения. Это около двух миллионов человек. Одни, составившие большую часть, эмигрировали. Другие остались в Советской России. Непросто было и тем, и другим.
Прощальный вечер
Для чего при анализе «Холодной осени» Бунина необходимо делать экскурс в историю? Дело в том, что стиль писателя довольно лаконичен. Он очень мало говорит о своих героях. Нужно иметь хотя бы поверхностные знания о том, что происходило в начале прошлого столетия в России и в мире в целом . Кто главная героиня? Вероятно, дочь потомственного дворянина. Кто ее возлюбленный? Белый офицер. В 1914 году он отправился на фронт. Произошло это в сентябре. В 1914 году была ранняя и холодная осень.
Бунин, при анализе произведения стоит об этом сказать, имен своих героев не называет. Писатель всегда был верен своему принципу: ни одного лишнего слова. Не имеет значения, как зовут возлюбленного героини. Важно, что тот прощальный вечер запомнился ей навсегда.
Разлука
Как же прошел тот день? Мать зашивала маленький шелковый мешочек. На следующий день она должна был повесить его на шею своему несостоявшемуся зятю. В этом мешочке золотой образок, который достался ей от отца. Был тихий, осенний вечер, наполненный безграничной, неутешительной грустью.
Накануне расставания они вышли в сад погулять. Вдруг он вспомнил стихи Фета, которые начинаются словами «Какая холодная осень…». Анализ произведения Бунина стоит начинать с прочтения самого рассказа. В нем много на первый взгляд незначительных деталей , которые раскрывают глубину переживаний главной героини. Он процитировал стихи Фета и, быть может, благодаря этим строкам она помнила всю жизнь о том, что осень 1914 года была очень холодной. В действительности, она не видела ничего вокруг. Только думала о предстоящем расставании.
Утром она проводила его. Девушка и ее родители, которые любили молодого человека как родного сына, долго смотрели ему вслед. Они пребывали в состоянии отупения, типичном для людей, которые провожают кого-то на долгую разлуку. Его убили через месяц в Галиции .
Галицкая битва началась 18 августа и продолжалась больше месяца. Русская армия одержала победу. Австро-Венгрия с тех пор не рисковала выступать без помощи германских войск к каким-либо крупным операциям. Это был важный этап в Первой мировой войне. О том, сколько погибло российских офицеров и солдат в этом сражении, точных сведений нет.
Смоленский рынок
Прошло четыре года. Не осталось ни отца, ни матери главной героини. Она жила в Москве, недалеко от Смоленского рынка. Как и многие занималась торговлей: продавала то, что у нее осталось от былых времен . В один из этих серых дней девушка познакомилась с человеком удивительной доброты. Это был немолодой отставной офицер, который вскоре женился на ней.
После Октябрьской революции гражданских чинов и сословий больше не существовало. Дворяне лишились также и земельной собственности, которая являлась для многих основным источником существования. Найти новые источники было сложно еще и в силу классовой дискриминации.
При анализе текста Бунина «Холодная осень» стоит привести несколько цитат. В свой недолгий московский период героиня проживала в подвале у одной торговки, которая к ней обращалась не иначе как «ваше сиятельство». В этих словах было, конечно, не уважение , а издевательство. Представители дворянства, которые еще несколько лет назад жили в огромных роскошных усадьбах, вдруг оказались на самом дне социальной жизни . Справедливость восторжествовала - примерно так думали те, что еще вчера перед ними раболепствовали.
На Кубани
Жизнь с каждым днём в России становилась невыносимее. Бывшие дворяне направлялись все дальше от Москвы. Главная героиня с мужем прожила на Кубани более двух лет. Вместе с ними был его племянник - совсем молодой человек, мечтавший попасть в ряды добровольцев. Как только представилась возможности, они, вместе с другими беженцами, направились в Новороссийск. Оттуда в Турцию.
Эмиграция
О том, что происходило после гибели возлюбленного, героиня рассказывает как о странном непонятном сне. Она вышла замуж, затем уехала в Турцию. Муж по дороге умер от тифа. Близких у неё совсем не осталось. Только племянник мужа и его жена. Но они вскоре отправились к Врангелю , в Крым, оставив ей семимесячную дочку.
С ребёнком она долго скиталась. Была и в Сербии, и в Болгарии, и в Чехии, и во Франции. Обосновалась в Ницце. Девочка выросла, живёт в Париже, к женщине, которая ее воспитала, дочерних чувств не испытывает.
В 1926 году в Европе проживало около тысячи русских беженцев. Пятая часть из них осталась во Франции. Тоска по родине, которой больше не существует - вот основа душевных терзаний русского эмигранта.
Ты поживи, порадуйся…
Прошло 30 лет. Женщина поняла: настоящим был ее в жизни тот далекий и близкий осенний вечер. Последующие годы прошли как во сне. Тогда, за день до отъезда, он вдруг заговорил о смерти. " Если меня убьют, ты поживи еще , а я тебя там подожду" - это были его последние слова, которые она запомнила на всю жизнь.
Рассказ Бунина о невыносимой боли человека, разлученного с родиной. Это произведение об одиночестве, страшных потерях, которые принесла война.
Ностальгией пронизаны многие произведения Ивана Бунина. Россию писатель покинул в 1920 году. За границей занимался литературным творчеством, в 1933 году получил Нобелевскую премию. Он до последних дней своей жизни оставался человеком без гражданства. Рассказ «Холодная осень» был опубликован в 1944 году. Писатель скончался спустя 11 лет. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа .
Рассказ Ивана Бунина «Холодная осень» можно охватить одним взглядом, как картину, и в то же время его смысл глубже простого описания. Почему герой цитирует только первую строфу стихотворения? Почему героиня тридцать лет вспоминает один-единственный вечер? Предлагаем вашему вниманию опыт внимательного прочтения рассказа «Холодная осень».
Одичавшие дети - человеческие дети, которые росли в условиях крайней социальной изоляции - вне контакта с людьми с раннего возраста - и практически не испытывали заботы и любви со стороны другого человека, не имели опыта социального поведения и общения. Такие дети, оставленные родителями, воспитываются животными или живут в изоляции.
Если до изоляции от общества у детей были некоторые навыки социального поведения, процесс их реабилитации происходит значительно проще. Те, кто жил в обществе животных первые 3,5-6 лет жизни, практически не могут освоить человеческий язык, ходить прямо, осмысленно общаться с другими людьми, несмотря даже на годы, проведённые в последующем в обществе людей, где они получали достаточно заботы. Это лишний раз показывает, насколько важными для развития ребенка являются первые годы его жизни.
Эти дети не являются людьми. Если человек до шести лет не заговорил, то вряд ли он заговорит. То есть то, кто мы есть, - продукт нашей культуры, а культура - это то, что мы помним.
Человек не всегда может сформулировать то, о чём подумал. Существуют «предмысли» или эмоции, когда потом об этом прочитал и говоришь, что так и думал, но не мог сформулировать. Фактически это была «мысль-ребёнок», взрослой мысли ещё не было. А литература и искусство помогают находить форму для этой мысли.
Память по отношению к человеку слово не точное, особенно сейчас, когда с памятью прочно связано слово компьютер . Когда человек что-то запоминает, усваивает информацию, то память меняет его самого, а компьютер не меняется от того, что внесено в его память.
Про память думали очень многие великие писатели. Например, В.В. Набоков в произведении «Память, говори». Также Камю даёт повод для глубокого размышления. Герой его произведения «Посторонний» довольно долго находится в одиночной камере в тюрьме. Вот, что он почувствовал через определённое время:
«Да, пришлось перенести некоторые неприятности, но я не был очень уж несчастным. Важнее всего, скажу еще раз, было убить время. Но с тех пор как я научился вспоминать, я уже не скучал. Иногда я вспоминал свою спальню: воображал, как выхожу из одного угла и, пройдя по комнате, возвращаюсь обратно; я перебирал в уме всё, что встретил на своем пути. Вначале я быстро справлялся с этим. Но с каждым разом путешествие занимало всё больше времени. Я вспоминал не только шкаф, стол или полочку, но все вещи, находившиеся там, и каждую вещь рисовал себе во всех подробностях: цвет и материал, узор инкрустации, трещинку, выщербленный край. Всячески старался не потерять нить своей инвентаризации, не забыть ни одного предмета. Через несколько недель я уже мог часами описывать всё, что было в моей спальне. Чем больше я думал над этим, тем больше позабытых или находившихся в пренебрежении вещей всплывало в моей памяти. И тогда я понял, что человек, проживший на свете хотя бы один день, мог бы без труда провести в тюрьме сто лет. У него хватило бы воспоминаний для того, чтобы не скучать. В известном смысле это было благодетельно».
А. Камю. «Посторонний»
В рассказе «Холодная осень» можно как раз увидеть процесс оформления мысли и памяти. Главный герой цитирует стихи Фета:
«Одеваясь в прихожей, он продолжал что-то думать, с милой усмешкой вспомнил стихи Фета:
Какая холодная осень!
Надень свою шаль и капот…
- Не помню, кажется, так:
Смотри - меж чернеющих сосен
Как будто пожар восстаёт…»
И.А. Бунин. «Холодная осень»
Он помогает своей будущей жене сделать последний вечер их встречи настолько ярким и сильным, что она в конце жизни говорит:
«Но, вспоминая всё то, что я пережила с тех пор, всегда спрашиваю себя: да, а что же всё-таки было в моей жизни? И отвечаю себе: только тот холодный осенний вечер. Ужели он был когда-то? Всё-таки был. И это всё, что было в моей жизни - остальное ненужный сон».
И.А. Бунин. «Холодная осень»
Вспомните начало произведения:
«В июне того года он гостил у нас в имении - всегда считался у нас своим человеком: покойный отец его был другом и соседом моего отца. Пятнадцатого июня убили в Сараеве Фердинанда. Утром шестнадцатого привезли с почты газеты. Отец вышел из кабинета с московской вечерней газетой в руках в столовую, где он, мама и я еще сидели за чайным столом, и сказал:
- Ну, друзья мои, война! В Сараеве убит австрийский кронпринц. Это война!
На Петров день к нам съехалось много народу, - были именины отца, - и за обедом он был объявлен моим женихом. Но девятнадцатого июля Германия объявила России войну...
В сентябре он приехал к нам всего на сутки - проститься перед отъездом на фронт (все тогда думали, что война кончится скоро, и свадьба наша была отложена до весны). И вот настал наш прощальный вечер. После ужина подали, по обыкновению, самовар, и, посмотрев на запотевшие от его пара окна, отец сказал:
- Удивительно ранняя и холодная осень!
Мы в тот вечер сидели тихо, лишь изредка обменивались незначительными словами, преувеличенно спокойными, скрывая свои тайные мысли и чувства. С притворной простотой сказал отец и про осень. Я подошла к балконной двери и протерла стекло платком: в саду, на чёрном небе, ярко и остро сверкали чистые ледяные звёзды» .
И.А. Бунин. «Холодная осень»
Это рассказ о том, как стихи помогают увидеть красоту мира, как они создают настроение, как помогают прожить тяжёлые минуты.
Главный герой очень талантливый человек, он умеет видеть и проживать то, что нужно. Обратите внимание, что он цитирует только первую строфу стихотворения Фета. Возможно, вспомнил он вторую строфу, но процитировал первую. Потому что чувствуется, что его возлюбленная ещё не развернулась как человек, не успела полюбить, она ещё только в предчувствии тех эмоций, которые у неё возникнут. Он понимает, что она ещё не готова к этой любви. Он увидел её холодность, невключённость в настоящий момент. Поэтому он цитирует только первую строфу. А вторая звучит так:
«Сияние северной ночи
Я помню всегда близ тебя,
И светят фосфорные очи,
Да только не греют меня».
Герой, чувствуя свою избранницу, вспоминает вторую строфу, но, как человек деликатный, цитирует первую. Он предчувствует, что будет её единственным, ему не нужно спешить. Для их счастья пока достаточно и его любви. В её холодности он способен увидеть красоту.
У Бунина есть замечательные стихи:
О счастье мы всегда лишь вспоминаем,
А счастье всюду. Может быть, оно
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно.
В бездонном небе лёгким белым краем
Встает, сияет облако. Давно
Слежу за ним… Мы мало видим, знаем,
А счастье только знающим дано.
Окно открыто. Пискнула и села
На подоконник птичка. И от книг
Усталый взгляд я отвожу на миг.
День вечереет, небо опустело,
Гул молотилки слышен в гумне…
Я вижу, слышу, счастлив. Всё во мне.
И.А. Бунин. «Вечер»
Герой рассказа понимает, как прочувствовать счастье, насладиться им.
Героиня говорит банальную вещь, а он угадывает её мысли по этой банальности:
«Я подумала: “А вдруг правда убьют? И неужели я все-таки забуду его в какой-то короткий срок - ведь всё в конце концов забывается?” И поспешно ответила, испугавшись своей мысли:
- Не говори так! Я не переживу твоей смерти!
Он, помолчав, медленно выговорил:
- Ну что ж, если убьют, я буду ждать тебя там. Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне».
И.А. Бунин. «Холодная осень»
О том, что кто-то не переживёт чьей-то смерти, обычно говорят тогда, когда не хотят общаться на эту важную для собеседника тему. Например, человек знает, что смертельно болен, и говорит, что скоро умрёт. Он хочет поговорить на эту тему, хоть она и тяжёлая. И часто близкие уходят от этого разговора, несмотря на то что нужна именно их поддержка.
В рассказе видим, что в силу молодости героиня не знает, как разговаривать на эту тему. Потом она сама говорит, что пережила утрату и жила дальше. Жизнь у неё долгая была, но он был для неё единственным - этот вечер. А вечер этот оформил сам герой своей цитатой, тем, что сказал:
«- Посмотри, как совсем особенно, по-осеннему светят окна дома. Буду жив, вечно буду помнить этот вечер…»
И.А. Бунин. «Холодная осень»
Обратите внимание на поэтичность его фразы.
Если представить, что он не оказался бы таким человеком, не цитировал бы Фета, не выражал чувства стихами, то не остался бы в её памяти этот вечер на всю жизнь. На этом примере хорошо видно, насколько литература важна, как она помогает.
Бунин, как и его героиня, умер в эмиграции.
Бунин очень тяжело переживал то, что случилось с Россией. Наверное, перед смертью мечтал соединиться там с ней, убитой в войнах:
«Разве можем мы забыть Родину? Может человек забыть Родину? Она - в душе. Я очень русский человек. Это с годами не пропадает».
И.А. Бунин
Родина
Под небом мертвенно-свинцовым
Угрюмо меркнет зимний день,
И нет конца лесам сосновым,
И далеко до деревень.
Один туман молочно-синий,
Как чья-то кроткая печаль,
Над этой снежною пустыней
Смягчает сумрачную даль.
И.А. Бунин
Заметьте: в рассказе нет имен действующих лиц. Есть только имя герцога Фердинанда. По-настоящему близкие люди живут для нас без имени, нам не нужно их называть. Они просто занимают какую-то часть нас.
Стоить заметить, что главное слово в рассказе - душа . Можно даже уловить отсылку к пушкинской Татьяне:
«Татьяна перед окнами стояла,
На стекла хладные дыша,
Задумавшись, моя душа,
Прелестным пальчиком писала
На отуманенном окне
Заветный вензель О да Е».
А.С. Пушкин. «Евгений Онегин»
А о том, что случилось с главной героиней в тот вечер холодной осенью, Бунин явно говорит в другом своём рассказе:
«Никого, однако, не было, и я стояла, дрожа от волнения и вслушиваясь в мелкий, сонный лепет осин. Потом села на сырую скамью… Я ещё чего-то ждала, порою быстро взглядывала в сумрак рассвета… И ещё долго близкое и неуловимое веяние счастья чувствовалось вокруг меня, - то страшное и большое, что в тот или иной момент встречает всех нас на пороге жизни. Оно вдруг коснулось меня - и, может быть, сделало именно то, что нужно было сделать: коснуться и уйти. Помню, что все те нежные слова, которые были в моей душе, вызвали наконец на мои глаза слезы. Прислонясь к стволу сырого тополя, я ловила, как чье-то утешение, слабо возникающий и замирающий лепет листьев и была счастлива своими беззвучными слезами…»
И.А. Бунин. «Заря всю ночь»
Рассказ «Холодная осень» учит вниманию к миру, способности видеть важное в том, что нас окружает. Но и сам он требует внимательного прочтения. Когда автор пишет произведение и цитирует в нём других авторов, он подразумевает, что читатель знает цитируемое произведение в полном объёме. В эпоху интернета довольно легко найти, что именно цитировал автор, когда бы он это ни написал.
Этот рассказ учит внимательному и бережному отношению к своей жизни. Потому как то, что случается с человеком, превращается в его воспоминания и меняет его, делает другим человеком.
Наиболее подробно о свойствах памяти описано в известном произведении Пруста, в котором воспоминания, способность помнить поставлены на одно из первых мест:
«И вдруг воспоминание ожило. То был вкус кусочка бисквита, которым в Комбре каждое воскресное утро (по воскресеньям я до начала мессы не выходил из дому) угощала меня, размочив его в чаю или в липовом цвету, тетя Леония, когда я приходил к ней поздороваться. Самый вид бисквитика ничего не пробуждал во мне до тех пор, пока я его не попробовал; быть может, оттого, что я потом часто видел это пирожное на полках кондитерских, но не ел, его образ покинул Комбре и слился с более свежими впечатлениями; быть может, оттого, что ни одно из воспоминаний, давным-давно выпавших из памяти, не воскресало, все они рассыпались; формы - в том числе пирожные-раковинки, каждой своей строгой и благочестивой складочкой будившие остро чувственное восприятие, - погибли или, погружённые в сон, утратили способность распространяться, благодаря которой они могли бы достигнуть сознания. Но когда от далёкого прошлого ничего уже не осталось, когда живые существа перемёрли, а вещи разрушились, только запах и вкус, более хрупкие, но зато более живучие, более невещественные, более стойкие, более надёжные, долго ещё, подобно душам умерших, напоминают о себе, надеются, ждут, и они, эти еле ощутимые крохотки, среди развалин несут на себе, не сгибаясь, огромное здание воспоминанья».
М. Пруст. «По направлению к Свану»
Иногда воспоминание пытается всплыть в памяти, но у него это не получается, а какая-то мелочь помогает вспомнить сразу всё.
Бунин Иван Алексеевич
Холодная осень
Иван БУНИН
Холодная осень
В июне того года он гостил у нас в имении - всегда считался у нас своим человеком: покойный отец его был другом и соседом моего отца. Пятнадцатого июня убили в Сараеве Фердинанда. Утром шестнадцатого привезли с почты газеты. Отец вышел из кабинета с московской вечерней газетой в руках в столовую, где он, мама и я еще сидели за чайным столом, и сказал:
Ну, друзья мои, война! В Сараеве убит австрийский кронпринц. Это война!
На Петров день к нам съехалось много народу, - были именины отца, - и за обедом он был объявлен моим женихом. Но девятнадцатого июля Германия объявила России войну...
В сентябре он приехал к нам всего на сутки - проститься перед отъездом на фронт (все тогда думали, что война кончится скоро, и свадьба наша была отложена до весны). И вот настал наш прощальный вечер. После ужина подали, по обыкновению, самовар, и, посмотрев на запотевшие от его пара окна, отец сказал:
Удивительно ранняя и холодная осень!
Мы в тот вечер сидели тихо, лишь изредка обменивались незначительными словами, преувеличенно спокойными, скрывая свои тайные мысли и чувства. С притворной простотой сказал отец и про осень. Я подошла к балконной двери и протерла стекло платком: в саду, на черном небе, ярко и остро сверкали чистые ледяные звезды. Отец курил, откинувшись в кресло, рассеянно глядя на висевшую над столом жаркую лампу, мама, в очках, старательно зашивала под ее светом маленький шелковый мешочек, - мы знали какой, - и это было и трогательно и жутко. Отец спросил:
Так ты все-таки хочешь ехать утром, а не после завтрака?
Да, если позволите, утром, - ответил он. - Очень грустно, но я еще не совсем распорядился по дому. Отец легонько вздохнул:
Ну, как хочешь, душа моя. Только в этом случае нам с мамой пора спать, мы непременно хотим проводить тебя завтра...
Мама встала и перекрестила своего будущего сына, он склонился к ее руке, потом к руке отца. Оставшись одни, мы еще немного побыли в столовой, я вздумала раскладывать пасьянс, - он молча ходил из угла в угол, потом спросил:
Хочешь, пройдемся немного?
На душе у меня делалось все тяжелее, я безразлично отозвалась:
Хорошо...
Одеваясь в прихожей, он продолжал что-то думать, с милой усмешкой вспомнил стихи Фета:
Какая холодная осень!
Надень свою шаль и капот...
Не помню. Кажется, так:
Смотри - меж чернеющих сосен
Как будто пожар восстает...
Какой пожар?
Восход луны, конечно. Есть какая-то деревенская осенняя прелесть в этих стихах: "Надень свою шаль и капот..." Времена наших дедушек и бабушек... Ах, боже мой, боже мой!
Ничего, милый друг. Все-таки грустно. Грустно и хорошо. Я очень, очень люблю тебя...
Одевшись, мы прошли через столовую на балкон, сошли в сад. Сперва было так темно, что я держалась за его рукав. Потом стали обозначаться в светлеющем небе черные сучья, осыпанные минерально блестящими звездами. Он, приостановясь, обернулся к дому:
Посмотри, как совсем особенно, по-осеннему светят окна дома. Буду жив, вечно буду помнить этот вечер...
Я посмотрела, и он обнял меня в моей швейцарской накидке. Я отвела от лица пуховый платок, слегка отклонила голову, чтобы он поцеловал меня. Поцеловав, он посмотрел мне в лицо.
Как блестят глаза, - сказал он. - Тебе не холодно? Воздух совсем зимний. Если меня убьют, ты все-таки не сразу забудешь меня?
Я подумала: "А вдруг правда убьют, и неужели я все-таки забуду его в какой-то короткий срок - ведь все в конце концов забывается?" И поспешно ответила, испугавшись своей мысли:
Не говори так! Я не переживу твоей смерти! Он, помолчав, медленно выговорил:
Ну что ж, если убьют, я буду ждать тебя там. Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне.
Я горько заплакала...
Утром он уехал. Мама надела ему на шею тот роковой мешочек, что зашивала вечером, - в нем был золотой образок, который носили на войне ее отец и дед, - и мы перекрестили его с каким-то порывистым отчаянием. Глядя ему вслед, постояли на крыльце в том отупении, которое всегда бывает, когда проводишь кого-нибудь на долгую разлуку, чувствуя только удивительную несовместность между нами и окружавшим нас радостным, солнечным, сверкающим изморозью на траве утром. Постояв, вошли в опустевший дом. Я пошла по комнатам, заложив руки за спину, не зная, что теперь делать с собой и зарыдать ли мне или запеть во весь голос...
ИВАН БУНИН: «ХОЛОДНАЯ ОСЕНЬ». (рассказ) В июне того года он гостил у нас в имении - всегда считался у нас своим человеком: покойный отец его был другом и соседом моего отца. Пятнадцатого июня убили в Сараеве Фердинанда. Утром шестнадцатого привезли с почты газеты. Отец вышел из кабинета с московской вечерней газетой в руках в столовую, где он, мама и я еще сидели за чайным столом, и сказал: - Ну, друзья мои, война! В Сараеве убит австрийский кронпринц. Это война! На Петров день к нам съехалось много народу, - были именины отца, - и за обедом он был объявлен моим женихом. Но девятнадцатого июля Германия объявила России войну... В сентябре он приехал к нам всего на сутки - проститься перед отъездом на фронт (все тогда думали, что война кончится скоро, и свадьба наша была отложена до весны). И вот настал наш прощальный вечер. После ужина подали, по обыкновению, самовар, и, посмотрев на запотевшие от его пара окна, отец сказал: - Удивительно ранняя и холодная осень! Мы в тот вечер сидели тихо, лишь изредка обменивались незначительными словами, преувеличенно спокойными, скрывая свои тайные мысли и чувства. С притворной простотой сказал отец и про осень. Я подошла к балконной двери и протерла стекло платком: в саду, на черном небе, ярко и остро сверкали чистые ледяные звезды. Отец курил, откинувшись в кресло, рассеянно глядя на висевшую над столом жаркую лампу, мама, в очках, старательно зашивала под ее светом маленький шелковый мешочек, - мы знали какой, - и это было трогательно и жутко. Отец спросил: - Так ты все-таки хочешь ехать утром, а не после завтрака? - Да, если позволите, утром, - ответил он. - Очень грустно, но я еще не совсем распорядился по дому. Отец легонько вздохнул: - Ну, как хочешь, душа моя. Только в этом случае нам с мамой пора спать, мы непременно хотим проводить тебя завтра...
Мама встала и перекрестила своего будущего сына, он склонился к ее руке, потом к руке отца. Оставшись одни, мы еще немного побыли в столовой, - я вздумала раскладывать пасьянс, - он молча ходил из угла в угол, потом спросил: - Хочешь, пройдемся немного? На душе у меня делалось все тяжелее, я безразлично отозвалась: - Хорошо... Одеваясь в прихожей, он продолжал что-то думать, с милой усмешкой вспомнил стихи Фета: Какая холодная осень! Надень свою шаль и капот... - Капота нет, - сказала я. - А как дальше? - Не помню. Кажется, так: Смотри - меж чернеющих сосен Как будто пожар восстает... - Какой пожар? - Восход луны, конечно. Есть какая-то деревенская осенняя прелесть в этих стихах: «Надень свою шаль и капот...» Времена наших дедушек и бабушек... Ах, боже мой, боже мой! - Что ты? - Ничего, милый друг. Все-таки грустно. Грустно и хорошо. Я очень, очень люблю тебя... Одевшись, мы прошли через столовую на балкон, сошли в сад. Сперва было так темно, что я держалась за его рукав. Потом стали обозначаться в светлеющем небе черные сучья, осыпанные минерально блестящими звездами. Он, приостановясь, обернулся к дому: - Посмотри, как совсем особенно, по-осеннему светят окна дома. Буду жив, вечно буду помнить этот вечер... Я посмотрела, и он обнял меня в моей швейцарской накидке. Я отвела от лица пуховый платок, слегка отклонила голову, чтобы он поцеловал меня. Поцеловав, он посмотрел мне в лицо. - Как блестят глаза, - сказал он. - Тебе не холодно? Воздух совсем зимний. Если меня убьют, ты все-таки не сразу забудешь меня? Я подумала: «А вдруг правда убьют? и неужели я все-таки забуду его в какой-то короткий срок - ведь все в конце концов забывается?» И поспешно ответила, испугавшись своей мысли: - Не говори так! Я не переживу твоей смерти! Он, помолчав, медленно выговорил: - Ну что ж, если убьют, я буду ждать тебя там. Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне. Я горько заплакала... Утром он уехал. Мама надела ему на шею тот роковой мешочек, что зашивала вечером, - в нем был золотой образок, который носили на войне ее отец и дед, - и мы перекрестили его с каким-то порывистым отчаянием. Глядя ему вслед, постояли на крыльце в том отупении, которое всегда бывает, когда проводишь кого-нибудь на долгую разлуку, чувствуя только удивительную несовместность между нами и окружавшим нас радостным, солнечным, сверкающим изморозью на траве утром. Постояв, вошли в опустевший дом. Я пошла по комнатам, заложив руки за спину, не зная, что теперь делать с собой и зарыдать ли мне или запеть во весь голос...
Убили его - какое странное слово! - через месяц, в Галиции. И вот прошло с тех пор целых тридцать лет. И многое, многое пережито было за эти годы, кажущиеся такими долгими, когда внимательно думаешь о них, перебираешь в памяти все то волшебное, непонятное, непостижимое ни умом, ни сердцем, что называется прошлым. Весной восемнадцатого года, когда ни отца, ни матери уже не было в живых, я жила в Москве, в подвале у торговки на Смоленском рынке, которая все издевалась надо мной: «Ну, ваше сиятельство, как ваши обстоятельства?» Я тоже занималась торговлей, продавала, как многие продавали тогда, солдатам в папахах и расстегнутых шинелях кое-что из оставшегося у меня, - то какое-нибудь колечко, то крестик, то меховой воротник, побитый молью, и вот тут, торгуя на углу Арбата и рынка, встретила человека редкой, прекрасной души, пожилого военного в отставке, за которого вскоре вышла замуж и с которым уехала в апреле в Екатеринодар. Ехали мы туда с ним и его племянником, мальчиком лет семнадцати, тоже пробиравшимся к добровольцам, чуть не две недели, - я бабой, в лаптях, он в истертом казачьем зипуне, с отпущенной черной с проседью бородой, - и пробыли на Дону и на Кубани больше двух лет. Зимой, в ураган, отплыли с несметной толпой прочих беженцев из Новороссийска в Турцию, и на пути, в море, муж мой умер в тифу. Близких у меня осталось после того на всем свете только трое: племянник мужа, его молоденькая жена и их девочка, ребенок семи месяцев. Но и племянник с женой уплыли через некоторое время в Крым, к Врангелю, оставив ребенка на моих руках. Там они и пропали без вести. А я еще долго жила в Константинополе, зарабатывая на себя и на девочку очень тяжелым черным трудом. Потом, как многие, где только не скиталась я с ней! Болгария, Сербия, Чехия, Бельгия, Париж, Ницца... Девочка давно выросла, осталась в Париже, стала совсем француженкой, очень миленькой и совершенно равнодушной ко мне, служила в шоколадном магазине возле Мадлэн, холеными ручками с серебряными ноготками завертывала коробки в атласную бумагу и завязывала их золотыми шнурочками; а я жила и все еще живу в Ницце чем бог пошлет... Была я в Ницце в первый раз в девятьсот двенадцатом году - и могла ли думать в те счастливые дни, чем некогда станет она для меня! Так и пережила я его смерть, опрометчиво сказав когда-то, что я не переживу ее. Но, вспоминая все то, что я пережила с тех пор, всегда спрашиваю себя: да, а что же все-таки было в моей жизни? И отвечаю себе: только тот холодный осенний вечер. Ужели он был когда-то? Все-таки был. И это все, что было в моей жизни - остальное ненужный сон. И я верю, горячо верю: где-то там он ждет меня - с той же любовью и молодостью, как в тот вечер. «Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне...» Я пожила, порадовалась, теперь уже скоро приду. Автор: Иван Бунин 3 мая 1944
]. Утром шестнадцатого привезли с почты газеты. Отец вышел из кабинета с московской вечерней газетой в руках в столовую, где он, мама и я еще сидели за чайным столом, и сказал:
– Ну, друзья мои, война! В Сараеве убит австрийский кронпринц. Это война!
– Не помню. Кажется, так:
Смотри - меж чернеющих сосен
Как будто пожар восстает...
– Какой пожар?
– Восход луны, конечно. Есть какая-то деревенская осенняя прелесть в этих стихах. "Надень свою шаль и капот..." Времена наших дедушек и бабушек... Ах, Боже мой, Боже мой!
– Что ты?
– Ничего, милый друг. Все-таки грустно. Грустно и хорошо. Я очень, очень люблю тебя...
Одевшись, мы прошли через столовую на балкон, сошли в сад. Сперва было так темно, что я держалась за его рукав. Потом стали обозначаться в светлеющем небе черные сучья, осыпанные минерально блестящими звездами. Он, приостановясь, обернулся к дому:
– Посмотри, как совсем особенно, по-осеннему светят окна дома. Буду жив, вечно буду помнить этот вечер...
Я посмотрела, и он обнял меня в моей швейцарской накидке. Я отвела от лица пуховый платок, слегка отклонила голову, чтобы он поцеловал меня. Поцеловав, он посмотрел мне в лицо.
– Как блестят глаза, – сказал он. – Тебе не холодно? Воздух совсем зимний. Если меня убьют, ты все-таки не сразу забудешь меня?
Я подумала: "А вдруг правда убьют? и неужели я все-таки забуду его в какой-то срок – ведь все в конце концов забывается?" И поспешно ответила, испугавшись своей мысли:
– Не говори так! Я не переживу твоей смерти!
Он, помолчав, медленно выговорил:
– Ну что ж, если убьют, я буду ждать тебя там. Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне.
Я горько заплакала...
Утром он уехал. Мама надела ему на шею тот роковой мешочек, что зашивала вечером, – в нем был золотой образок, который носили на войне ее отец и дед, – и мы все перекрестили его с каким-то порывистым отчаянием. Глядя ему вслед, постояли на крыльце в том отупении, которое всегда бывает, когда проводишь кого-нибудь на долгую разлуку, чувствуя только удивительную несовместность между нами и окружавшим нас радостным, солнечным, сверкающим изморозью на траве утром. Постояв, вошли в опустевший дом. Я пошла по комнатам, заложив руки за спину, не зная, что теперь делать с собой и зарыдать ли мне или запеть во весь голос...
Убили его – какое странное слово! – через месяц, в Галиции. И вот прошло с тех пор целых тридцать лет. И многое, многое пережито было за эти годы, кажущиеся такими долгими, когда внимательно думаешь о них, перебираешь в памяти все то волшебное, непонятное, непостижимое ни умом, ни сердцем, что называется прошлым. Весной восемнадцатого года, когда ни отца, ни матери уже не было в живых, я жила в Москве, в подвале у торговки на Смоленском рынке, которая все издевалась надо мной: "Ну, ваше сиятельство, как ваши обстоятельства?" Я тоже занималась торговлей, продавала, как многие продавали тогда, солдатам в папахах и расстегнутых шинелях кое-что из оставшегося у меня, – то какое-нибудь колечко, то крестик, то меховой воротник, побитый молью, и вот тут, торгуя на углу Арбата и рынка, встретила человека редкой, прекрасной души, пожилого военного в отставке, за которого вскоре вышла замуж и с которым уехала в апреле в Екатеринодар. Ехали мы туда с ним и его племянником, мальчиком лет семнадцати, тоже пробиравшимся к добровольцам, чуть не две недели, – я бабой, в лаптях, он в истертом казачьем зипуне, с отпущенной черной с проседью бородой, – и пробыли на Дону и на Кубани больше двух лет. Зимой, в ураган, отплыли с несметной толпой прочих беженцев из Новороссийска в Турцию, и на пути, в море, муж мой умер в тифу. Близких у меня осталось после того на всем свете только трое: племянник мужа, его молоденькая жена и их девочка, ребенок семи месяцев. Но и племянник с женой уплыли через некоторое время в Крым, к Врангелю, оставив ребенка на моих руках. Там они и пропали без вести. А я еще долго жила в Константинополе, зарабатывая на себя и на девочку очень тяжелым черным трудом. Потом, как многие, где только не скиталась я с ней! Болгария, Сербия, Чехия, Бельгия, Париж, Ницца... Девочка давно выросла, осталась в Париже, стала совсем француженкой, очень миленькой и совершенно равнодушной ко мне, служила в шоколадном магазине возле Мадлэн, холеными ручками с серебряными ноготками завертывала коробки в атласную бумагу и завязывала их золотыми шнурочками; а я жила и все еще живу в Ницце чем Бог пошлет... Была я в Ницце в первый раз в девятьсот двенадцатом году – и могла ли думать в те счастливые дни, чем некогда станет она для меня!
Так и пережила я его смерть, опрометчиво сказав когда-то, что я не переживу ее. Но, вспоминая все то, что я пережила с тех пор, всегда спрашиваю себя: да, а что же все-таки было в моей жизни? И отвечаю себе: только тот холодный осенний вечер. Ужели он был когда-то? Все-таки был. И это все, что было в моей жизни, – остальное ненужный сон. И я верю, горячо верю: где-то там он ждет меня – с той же любовью и молодостью, как в тот вечер. "Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне..." Я пожила, порадовалась, теперь уже скоро приду.
3 мая 1944